виновато:
— Никогда не понимал коллекционеров… Что может быть интересного в холодном металлическом кружке? Деньга она и есть деньга, в разных руках побывавшая, запачканная…
Исайчев рассмеялся:
— Нет, нет, нет! Вы бы жену мою послушали, какие песни она поёт о предмете своей страсти, заслушаешься… Она сыну Егорке с детства покупает иностранные монетки. В доме есть атлас, где перечислены страны, их флаги, валюта и, рассматривая монетки, сын узнаёт географию. Кроме того, на них обязательно что-то изображено — политики, исторические моменты, животные. Одним словом, эти маленькие кусочки металла выдают массу информации — исторической, географической, какой угодно.
Старик удовлетворённо покивал и задал следующий вопрос:
— Вы, Михаил Юрьевич, по факту рождения москвич или, как говорится, понаехали?
— Как говорится… — рассмеялся Исайчев, свернул вчетверо лист экспертного заключения и, сунув его во внутренний карман пиджака, постучал ладонью по дивану:
— Присядьте рядом, Егор Ильич, расскажите о себе. Вы ведь старый нефтяник.
Старик охотно примостился на диване:
— Старый это точно. Но нефтяником быть не мечтал. Мечтал, как и все мальчишки военной поры стать лётчиком. Я же тутошний, деревенский, бабкой воспитанный. Родители меня в детстве покинули. Матушка при родах братом померла, а отец после этого в тайгу ушёл, в ней и сгинул. Я летать хотел… Ух как хотел! Но очень молодым был. Поэтому в 43-м в авиационную школу не взяли, а вот в планерную приняли с великим удовольствием.
— Это почему? — заинтересованно спросил Исайчев.
— Я неплохим охотником был, отец с малолетства к ремеслу приучал, — приободрившись, охотней принялся рассказывать Русаков-старший. — Планерист он ведь кто? Лётчик на один полёт. Доставит груз в партизанский отряд, там и останется. Каждый планерист знал, что после посадки за линией фронта его летательный аппарат будет уничтожен, поэтому политруки и особисты подвергали планеристов тщательному отбору. В партизанских отрядах охотники на вес золота. Они тебе и воины, и добытчики. С провиантом у лесных людей всегда плохо …Но и здесь у меня осечка вышла. Уже в сорок четвёртом, перед самой отправкой вывезли группу курсантов на охоту, навыки проверить. И надо ж было кабан шустрый на лесной дороге мне попался. Не добил я его… Ну и у него добить меня не получилось, но покалечил здорово. Ногу в двух местах клыком пропорол. Тогда месяц в госпитале провалялся, а когда вышел, назад не взяли — списали подчистую. Хромоногие оказались не нужны. Пришлось обратно в родные места вернутся. Но к летунам тянет всю жизнь. Посему, как услышал, что к нам Герой Войны, бывший планерист прибыл, так сразу туда и кинулся. Весёлые они ребята. Байки авиационные занятно травят, что наши рыбаки… Вы же слышали присказку: «там, где начинается авиация, там начинается анархия». Лётчик должен уметь считать до десяти, а после десяти идут валет, дама, король и туз! Правда, я больше уважаю шахматы. И ещё подумал, может, где в былые времена мы с ним сталкивались. Планерных школ в то время немного было. Сартовская и ещё Стрыгиновская Горьковской области. Я как раз в последней оказался, а он в первой. Познакомились, разговорились, оказалось не могли нигде пересечься, разными дорогами ходили …Мы с ним пару партиек только и успели в шахматишки сыграть и надо же, как страшно погиб человек. Вам наверняка рассказали?
Исайчев, помня легенду своего пребывания в Холмогорах, отрицательно покачал головой, довольно убедительно изобразил на лице гримасу удивления:
— Да вы что? В санатории кто-то погиб? Когда?
Егор Ильич недоверчиво посмотрел на Исайчева:
— Хотите сказать, что ни одна душа вам об этом не рассказала?
Исайчев пожал плечами:
— Нас восприняли, как проверяющих, вероятно, поэтому директор постарался, чтобы никто с откровениями не лез, да мы и не настаивали. Не за этим приехали. Просто расслабились в ожидании работы. В биллиард, шахматишки…
— Так, это хорошо! — качнул головой Егор Ильич, — зачем людей ужасами грузить? Было бы чем похвастаться…
— И всё же интересно, что там произошло?
— Старого летуна дикая росомаха загрызла… До смерти…
— Откуда же она там взялась! — охнул Исайчев, изображая крайнюю степень удивления.
— Эко невидаль! — взмахнул рукой Русаков-старший, — наш край лесной, в нём много всяческой живности водиться…
— Значит, пообщаться с ним вы всё же успели? Как он вам показался?
— Романовский-то? Геро-о-ой! — растягивая слово с заметным восхищением, произнёс старик.
— Кто? — переспросил Исайчев, — У Героя фамилия Романовский?
— Знакомая фамилия? — встрепенулся Егор Ильич. — Вы сами — то откуда?
«Когда начинаешь для пользы дела вешать лапшу на уши, — вспомнил Исайчев слова жены, — говори коротко, улыбайся и не отводи глаза, но и не смотрите прямо в зрачки человеку, которому врёшь. Смотрите на его лицо в целом».
— Со Смоленщины, — следуя советам Ольги, пояснил Михаил, — у нас фамилия Романовский давно и хорошо известна. Знаменитое в наших местах село Романово, принадлежало в былые времена отпрыскам старинного дворянского рода князей Романовских. Не княжеских ли кровей ваш Герой?
«Спасибо тебе, Олюшка, — подумал Исайчев, вспомнив, как накануне Ольга рассказывала историю французской монеты наполеоновских времён из её коллекции. Монета та принадлежала знаменитой фамилии графов Богарне, герцогов Лейхтенбергских, вошедшей в Российский Императорский дом как князья Романовские».
— Простоват он для аристократического рода… Хотя кто его знает… Меня в Управлении бароном звали. А какой я барон? Правда, не всех к себе близко подпускал, так это не от барства и заносчивости, а от неуверенности в себе…
— Я видел в Управлении на стенде ветеранов ваши фотографии в молодости. Правда, мельком. Рассмотреть не удалось. Мы с Александром Егоровичем торопились.
— Это те, что у планера? Да-а-а! Я там бравый вояка на фоне аэродрома и десантного планера А-7. Гордился очень… Тогда такие фотографии были в большой моде. Молодые курсанты авиационных училищ нацепляли на себя всю лётную амуницию и красовались на фоне боевых машин. Считалось эталоном особой лихости… — вздохнул Егор Ильич, — Я тоже приобщился, жаль ненадолго… Ладно, пойду, ужин готовить… Сынок с вашим сослуживцем, вероятно, скоро приедут, а у моего дитяти, как всегда, шаром покати…
— Егор Ильич, погодите ещё немного, расскажите о росомахе. Вы же встречали на своём охотничьем пути такого зверя. К стыду, я слово слышал, а представления не имею. Что за диво? После случая с Романовским страшновато одному из дома выходить, может, она где-то здесь бродит. Её, я понимаю, не изловили?
— О росомахе? — почесал пальцем лысую макушку Русаков-старший, — один раз встречал. Больше не хочу… Охотники севера называют росомаху хитрый дьявол, возможно, потому, что она очень хитра и не признаёт никаких авторитетов — ни людей, ни зверей.
— А приручить её можно? — вставил вопросик Исайчев.
Егор Ильич усмехнулся:
— Вы что слышали байки о приручённом и натасканном на человека звере? Думаю, врут старушки на завалинках… Хотя… знаете… Индейцы севера Америки называют её коварный trickster[19],
